Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

И на четвертый день после ночи танца уже не кто иной, как Кавинант следил за скоростью передвижения, не давая ей снижаться. По мере того, как день подходил к концу, он все наращивал и наращивал скорость, словно боялся, что кровавая луна настигнет их.

Когда они остановились на ночлег, он отдал Этьеран свой посох и велел сидеть и ждать восхода луны. Та появилась над горизонтом в малиновой дымке, выползая на небо подобно кровавому серпу. Ее полумесяц был заметно полнее, чем предыдущей ночью. Этьеран сурово смотрела на нее, сжав в руках посох, но ничего не говорила; когда она почувствовала все зло, то сказала бесстрастным тоном:

— Времени нет… — И отвернулась.

Но с наступлением утра она вновь возглавила их маленький отряд. Под покровом ограбленной луны она, казалось, пришла к какому-то решению и теперь мчалась вперед так, словно ее подгоняло какое-то самобичевание или чувство вины, отвергавшее логику поражения с помощью непреклонной решимости. Казалось, она считала, что для нее и для Страны все уже потеряно, и, тем не менее, то, что она торопилась, показывало, что боль может быть стимулом не слабее всякого другого. Кавинант снова обнаружил, что торопится изо всех сил, чтобы поспевать за ее неистовой поступью.

Он примирился с этой сумасшедшей скоростью из-за подстерегавшей его страшной угрозы; он не хотел быть схваченным силами, отважившимися напасть на духов и обладавшими способностью вызывать перевоплощение луны. Однако он не забывал время от времени скрупулезно осматривать себя и проделывать другие процедуры самозащиты. Если бы ему удалось отыскать какое-нибудь лезвие взамен утерянного, он стал бы бриться.

Весь этот день, часть ночи и утро следующего дня они, спотыкаясь, шли, а точнее, бежали вперед. Кавинант, как мог, старался выдержать этот темп, но долгие дни и беспокойные ночи истощили запас его сил; он все чаще спотыкался, мышцы его утратили эластичность. Все чаще и чаще ему приходилось опираться на посох, иначе ему не удалось бы сохранить равновесие. И даже опираясь на посох, он мог бы упасть, приведись совершать такой переход где-нибудь в другом месте. Но придающая сил сущность Анделейна поддерживала его. Здоровый бодрящий воздух омывал легкие, густая трава ласкала ноющие суставы. Золотени укрывали в своей тени, драгоценные ягоды заряжали энергией. И наконец, ближе к полудню шестого дня, он и Этьеран перевалили через гребень горы и увидели у подножия внизу реку Соулсиз.

Она глубоко голубела широкими изгибами под лазурным небом, спокойная и медлительная в своем движении почти прямо на восток, пересекая им путь подобно демаркационной линии или границе достижимого. Извиваясь и мчась среди гор, она молодо блестела, сверкая озорно, словно от сдерживаемого смеха, которым могла разразиться в тот же момент, как только ее попробовала бы задержать какая-нибудь отмель. А вода ее была такой чистой, прозрачной и свежей, как в купели крещения. При виде, ее Кавинант испытал непреодолимое желание погрузиться в воду, словно поток обладал силой смыть с него смертность.

Но почти мгновенно внимание его было отвлечено. На некотором расстоянии к западу вверх по течению посередине реки плыла лодка, похожая на ялик, на корме которой выделялась высокая фигура. При виде этого Этьеран громко закричала, замахала руками. Затем начала торопливо спускаться вниз по склону, крича изо всех сил:

— Эй! Помогите! Вернитесь! Вернитесь!

Кавинант последовал за ней, но не столь поспешно. Взгляд его не отрывался от лодки.

Нос ялика повернулся и, описав полукруг, нацелился в их сторону.

Этьеран вновь взмахнула руками, крикнула еще раз и упала на землю. Когда Кавинант подбежал к ней, она сидела, прижав колени к груди, и губы ее дрожали так, словно она была готова зарыдать. Дрожа всем телом, она смотрела на приближающуюся лодку.

По мере того, как расстояние до лодки сокращалось, Кавинант со все возрастающим удивлением смотрел на правившего суденышком человека и поражался его росту. Уже на расстоянии в сотню футов он пришел к выводу, что кормчий был как минимум в два раза выше его самого. Никаких средств, приводящих лодку в движение, заметно не было. Судно на первый взгляд казалось не чем иным, как громадной гребной шлюпкой, но в нем не было ни уключин, ни весел, ни мачт. Кавинант не верил своим глазам, глядя, как лодка скользит по воде.

Когда до нее осталось не более тридцати футов, Этьеран вскочила и крикнула:

— Эй, горбрат! Гигант Сирича — другое название для дружбы! Помоги нам!

Лодка все так же скользила к берегу, но ее кормчий молчал, и вскоре Этьеран добавила шепотом, так что ее мог слышать только Кавинант:

— Я умоляю тебя!

Гигант, приближаясь, все так же хранил молчание. Когда до берега оставалось лишь несколько ярдов, он развернул нос лодки прямо на него и прежде, чем она врезалась в землю, переместил свой вес на корму. Нос лодки поднялся из воды и опустился на берег лишь в нескольких ярдах от Этьеран и Кавинанта. Через мгновение Гигант уже стоял рядом с ними на траве, подняв руку в приветственном жесте.

Кавинант в изумлении тряхнул головой. Он чувствовал, что невозможно быть таким огромным; Гигант был по меньшей мере двенадцати футов ростом. Но гранитная реальность присутствия Гиганта противоречила ему. Гигант разрушил его ощущения так ощутимо, словно он споткнулся об огромный камень.

Даже для существа в двенадцать футов ростом он имел слишком много мышц, напоминая собой могучий оживший дуб… Одет он был в тяжелую кожаную куртку, краги и был безоружен. Короткая борода, жесткая, как проволока, торчала на его лице. А глаза были маленькие, глубоко посаженные и полные энтузиазма. Из-под бровей, нависающих подобно крепостным стенам, сверкал пронзительный взгляд, как отблеск мыслей, рождающихся в недрах его огромного мозга. И все же, несмотря на свою впечатляющую внешность, он производил впечатление доходящей до нелепости доброты и незаурядного чувства юмора.

— Эй, горсестра, — произнес он мягким, журчащим тенором, кажущимся чересчур тонким и нежным для его мускулистого горла. — Что случилось? Я бы с удовольствием помог, но я посол, и мое поручение не терпит отлагательств.

Кавинант ожидал, что Этьеран тотчас выпалит свою просьбу; то колебание, с которым она встретила слова Гиганта, обеспокоило его. Она долго кусала губы, словно пытаясь справиться со своей плотью, подбирая слова, которые бы определили то или иное направление выбора, который она ненавидела. Затем, опустив глаза, словно от стыда, она неуверенно пробормотала:

— Куда ты едешь?

При этом вопросе Глаза гиганта вспыхнули, а голос зажурчал подобно весенней воде, сбегающей со скал, когда он ответил: